ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ (Рождественская быль с фрагментарными мистическими посылами) (1)
Палата N1 неврологического отделения встретила меня приветливым сдержанным пониманием и немедленно поделилась секретами правильного лечения. Например, что назначено врачом, то святое. Нельзя отлынивать от процедур, как бы неприятны они не были, на уколы лучше не попадать к медсестре по имени Люда-Пиночет.
Коек в палате было шесть. Ротация больных проходила интенсивно в полном согласии с планами лечащего врача, который по совместительству оказался заведующим отделением. Все назначенные процедуры я успевал пройти до 14-ти часов дня, после чего плёлся домой отлёживаться в более достойной обстановке, чем стационар городской больницы.
Каждое утро меня ждала неожиданность в виде каких-либо интересных событий, которые произошли в моё отсутствие. Для малоподвижной, ограниченной рамками больничных стен жизни в отдельно взятой палате, любой маломальский факт являлся предметом оживлённого и бесконечного обсуждения. Не кроссворды же разгадывать с утра до вечера или пялиться в бестолковый ящик телевизора, в конце концов! Мои утренние сообщения о погоде на воле тоже можно было в полной мере отнести к событиям достойным всеобщего внимания. Такой экспресс метеосводки хватало не меньше, чем на час разговоров.
Ещё одной излюбленной темой для обсуждения в палате считался некто Кондрат. Он приехал откуда-то из-под Ижмы. Кондрат потомственный оленевод. У него, по всей видимости, недавно был микро-инсульт, последствия которого ему и лечили. Кроме незначительной анемии правой руки Кондрат страдал провалами в памяти. Он, к примеру, прекрасно помнил до мельчайших подробностей, что было много лет назад, но не в силах был воспроизвести вчерашние события.
И всё же, большей частью провалы памяти относились к пространственной ориентации. Кондрат мог запросто уйти на физиотерапию в этом же здании и неожиданно возникнуть в детском отделении, откуда его приводила дежурная сестра. Точно так же он исчезал надолго, когда направлялся делать рентген или ЭКГ.
По вечерам и ранним утром Кондрат занимался интенсивной зарядкой. Выходил в коридор и изнурял себя многочисленными упражнениями. Оленевод всегда должен быть в форме! Этим он приводил дежурную сестру-хозяйку в страшное беспокойство. Её кабинет выходил как раз в этот самый спортивный коридор. Пожилая женщина с терапевтическим уклоном мышления по непонятным причинам воображала себе, что где-то пожар и, собрав вещи, выскакивала на лестничную клетку.
Во избежание подобного рода инцидентов, Кондрату запрещено было гонять воздух в неурочное время, когда медицинский персонал позволял себе задремать на посту. Больные советовали Кондрату ходить в зал лечебной физкультуры, но тот отказывался, ссылаясь на свою слабую ориентировку в пространстве. Память к оленеводу вернулась совершенно особым и довольно оригинальным способом. Прежде, чем рассказать об этом способе, представлю вам ещё одного моего соседа по палате. Его звали Александр Ф*.
Саша - подполковник в отставке с нашего военного сектора РЦ. Проще говоря, военный авиационный диспетчер. Он когда-то давно, в пору расцвета застойных явлений, служил в Афганистане, выполняя интернациональный долг перед малопонятным для славян народом. Тогда же и заработал свои болячки, попав под обстрел, и совершив вынужденную посадку на вертолёте в районе Кандагара. Как только в палате N1 появился беспамятный Кондрат, Саша рассказал анекдот к случаю. Анекдот следующий:
Закончилась Гражданская война. Василий Иванович с Петькой были уволены из армии и решали, каким же образом найти себе применение в мирной жизни. Остановились на медицине. Организовали маленькую клинику и стали принимать больных. Дела шли настолько успешно, что вскоре большая часть пациентов ушла из государственных клиник к бывшему легендарному комдиву с его верным ординарцем. Профессура негодовала. По такому случаю собрались медицинские светила, чтобы решить проблему новоиспечённых врачевателей. Договорились отправить одного старенького академика от медицины в клинику к Чапаеву с целью уличить хитроумного красного полководца в обмане трудящихся. Пришёл этот старичок в ненавистную больницу, записался на приём и в конце дня попал, наконец, к доктору. Василию Ивановичу, естественно. - На что жалуетесь, больной? - спросил Чапаев. - Понимаете, доктор, полностью потерял нюх, хотя насморка нет - пожаловался профессор. - Петька, неси пакет N15! - крикнул Василий Иванович ассистирующему ординарцу. Когда старичок понюхал содержимое пакета, то заорал с негодованием: - Так это же куриное дерьмо! - Пётр, запиши - больной излечен, - невозмутимо заявил Чапаев, ехидно улыбаясь поверх очков. Профессор вернулся ни с чем к своей учёной братии и рассказал всё, как было. Медики посовещались и порекомендовали старичку придумать какую-нибудь болезнь похитрее. На следующий день профессор вновь сидел на приёме у шарлатанов. - На что жалуетесь, больной? - задал вопрос Василий Иванович, делая вид, будто не узнаёт подосланного пациента. - Совершенно не стало памяти. Ничего не помню... - Петька, неси пакет N15! - Так там же куриное дерьмо! - Петька, отметь у себя - память пациента восстановлена полностью.
Вот такой анекдот рассказал Саша. Кондрат слушал его вместе со всей палатой. Он понимал, что соседи подспудно думают о нём, когда смеются, но не обижался. Что поделаешь - человеческую натуру не переломить. Три дня никто и не вспоминал больше содержание анекдота. Но скоро пришёл другой...
На четвёртый день, когда Кондрату необходимо было отправляться на физиопроцедуры, он попросил кого-нибудь сопроводить его, поскольку в очередной раз забыл, где находится нужный кабинет. Тогда Саша Ф*, который ещё лежал в обнимку с капельницей, заметил, как бы, про себя: "Пакет N15!"
Кондрат встал и отправился на процедуру самостоятельно. С тех пор оленевод уже никогда не терялся в больничных корпусах и явно пошёл на поправку. Конечно, может, это чистое совпадение. Но получилось именно таким образом, что анекдот излечил человека.
Саша Ф* был невероятным оптимистом. Его бесчисленные анекдоты поднимали настроение в палате, впрочем, как и меткие замечания относительно медицинского персонала. Люда-Пиночет - это его определение. Работников лаборатории, которые приходили в отделение, чтобы взять кровь на анализ, Саша называл "кровососами" ли же "вампирами гиппократова воинства".
Его фраза о том, что скоро придёт заведующий отделением с утренним обходом, звучала примерно так: "А, ну-ка не спать личному составу! Сейчас Васильич заявится вас всех молоточком перекрестить". И точно, вскоре доктор начинал свои манипуляции с медицинским инструментом, которые очень напоминали действия батюшки в минуты благословления прихожан крестом православным.
Первое время Саше ставили двойные капельницы. Сначала одно лекарство прокапывалось, потом второе. Первая бутылочка была, как у всех, с прозрачным содержимым, а вторая с чем-то тёмно-жёлтым, похожим на сироп. Саша так и называл эту жидкость - "сладкой добавкой". Когда ему принесли однажды капельницу с единственной бутылочкой, он очень сетовал, что остался без десерта.
Особую атмосферу в жизнь палаты, да и всего отделения, вносил молодой солдатик-первогодок, которого отправили из части на помощь медицине благодаря его тщедушному телосложению, цыплячьей шее и полной невозможности ходить строем. Звали бравого рядового Юрой. Он помогал медсёстрам разносить капельницы по палатам, извлекать иголки из вен, когда лекарства уже полностью проникали внутрь больных.
Жил и питался Юра здесь же, в отделении, несколько месяцев кряду и стал его неотъемлемой частью. Даже не могу себе представить, что лечение могло проходить без участия этого лопоухого, стриженого "под ёжик" добродушного паренька. Но иногда и наш героический медбрат поневоле мог выкинуть какой-нибудь финт, который приводил в состояние тихой смешливой истерики невралгических больных.
Как-то раз Юра заглянул к нам в палату, когда наступило время снимать и уносить капельницы. Саша попросил парня: "Юрок, давай-ка иголки вытаскивай. У всех уже давно лекарство кончилось". Солдатик гордо распрямил свою впалую грудь и торжественно произнёс: "Подождите минутку, сейчас сестра придёт. А я не могу. Некогда! У меня ОБХОД!" После чего исполненный величия Юрка закрыл за собой дверь и исчез в мало изученном направлении. Скорее всего, он решил проинспектировать кухню. Но про это никто сейчас не думал. Все пациенты буквально корчились от смеха, представляя, как новоиспечённый доктор в форме цвета хаки без ремня и в халате торжественно осматривает больных, многозначительно прядая ушами-локаторами, как умный конь, благодарящий хозяина за пайку овсяных хлопьев.
Иногда Саша Ф* занимал нас, своих сопалатников, и кое-чем поинтереснее анекдотов. Согласитесь, что некоторые реальные жизненные события порой выглядят занимательней историй выдуманных. Запомнилось мне из этих баек одна.
Дело было в военном госпитале Афганистана. Саша там лечился после аварии МИ-24. Лежал с ним в одной палате один замечательный капитан-штабист. У него, как и у Ф*, не было ранений. Лечили его от какого-то местного экзотического заболевания, которое на территории Европы не встречается. Что-то связанное с функциями желудка и почек. Капитану несколько раз делали переливания крови, а анализы всё оставались плохими. Врачи в госпитале недоумевали. В чём дело? Уже давным-давно офицеры и рядовые с подобным диагнозом выписались и служили изо всех сил на благо идеям интернационализма, а этот штабист никак не хотел выздоравливать. Мало того, и те, кто попал в госпиталь после капитана, тоже излечен. Ничего в том удивительного - тогда в Афгане военная медицина была на высоте. Так в чём же всё-таки дело?
Один из тех случаев, когда организм никак не хочет реагировать на современные методы? Или что-то извне? Начальник госпиталя негодовал. Какой-то засранец из штаба портит ему всю статистику. Кто бы на его месте не возмутился? А выяснилось всё достаточно просто и даже обыденно.
Этим утром Саша поднялся рано. Сработал гидробудильник. Сосед проснулся от шума и открыл глаза на желтоватом припухлом лице. Когда Саша вернулся в палату, он застал картину, поразившую его на весь остаток жизни. Капитан принимал "лекарственную" урину из собственной "утки" и втирал её в своё пухлое тело с нездоровым цветом. Вот, оказывается, какие запахи маскировал штабист неумеренным наружным употреблением "Тройного" одеколона.
Саше ничего не оставалось делать, как доложить обо всём дежурному врачу. Не прошло и двадцати минут, а в палату уже врывался начальник госпиталя, наподобие торнадо в форме полковника медицинской службы. Казалось, он извергает матерные слова откуда-то из глубин своего необъятного живота: "Ты! Мудак! Ты что себе вообразил? Ты что ли медицинское светило, мать твою! Ишь, мочой лечиться вздумал! Мы тут изо всех сил заразу изгоняем переливанием из твоего отвислого брюха, а ты её снова глотаешь!" Капитан несмело возразил: "Так ведь я всё по научной брошюре делаю, товарищ полковник. Это древний китайский метод. Его У Вэйсинь описал. Сама императрица Екатерина так лечилась".
У полковника глаза чуть не вылезли из орбит: "Ни фуя себе, Гиппократ выискался! Да, я тебя сейчас из госпиталя выкину. Иди ты к Екатериноматери, сам лечись, раз такой умный и самоуверенный!" Конечно, капитана никуда из палаты не выгнали, но теперь двери в неё всегда были открыты, а на пороге красовалась фигура санитара, готового в любую секунду отправить содержимое капитанской "утки" по назначению, то есть в унитаз. Уринотерапия в условиях полевого госпиталя не оправдала надежд. Методика использования мочи с целью духовной практики, достижения различных совершенств (сиддхов) оказалась совершенно непригодной в Советской Армии.
А теперь вернёмся к делам нынешним...
Жизнь в палате N1 то и дело разнообразили предвыборные дебаты. Как никак, скоро выборы в Государственную думу РФ должны были состояться. Смотрели мы их по телевизору в момент интенсивной лекарственной терапии. Смотрели и посмеивались.
Кстати, однажды я внимательно наблюдал из-под капельницы за предвыборным выступлением лидера Аграрной партии России. Два раза порывался похохотать, но испугался, что иголка выскочит из вены, поэтому только харизматически булькнул лекарством в сторону флакона, поддержавшего меня дополнительной порцией капелек из перевёрнутого вниз горлышка.
Итак, выступает глава Аграрной партии России Михаил Лапшин. Перлы он выдавал такие (в порядке провозглашения в эфир): -- Нам неверно показывают Западных фермеров. Они такие же нормальные люди, без извращений... У них там и порнографию разрешено смотреть только пенсионерам... после полуночи. -- Нам в руководстве страной совсем не нужна "крепкая рука". Главное - чтобы был КРЕПКИЙ руководитель и СИЛЬНАЯ власть.
Иногда я беседовал пространно о своих болевых ощущениях с Сашей Ф*. Делился, так сказать, личным опытом. Он слушал меня внимательно, а однажды спросил: "Михайлов ещё работает в аэропорту?" Я подтвердил. Тогда Саша сказал мне вот что: "Ты с ним поговори обстоятельно. Он тебе такого расскажет про свой хондроз, что закачаешься". Получив совет от ветерана больничной койки, я поспешил в процедурный кабинет. Нужно было успеть. Обеденный перерыв у Люды-Пиночет подходил к концу. А попадать в её хунтоподобные руки не входило в мои планы.
Если ты думаешь, мой догадливый читатель, что в дальнейшем речь пойдёт об истории МОЕЙ болезни, и я начну упиваться подробностями собственных ощущений от получаемого лечения, то ты ошибаешься. Ничего этого не будет, поскольку я расскажу совершенно о другом герое, которому дано было судьбой пройти через такой ряд испытаний, что хватило бы на долю не одного добропорядочного больного со страховым медицинским полисом во внутреннем кармане больничной пижамы.
Вы верно догадались, что я начинаю рассказ об истории болезни Славика Михайлова, лётчика по рождению и оптимиста по жизни? Тогда не будем размазывать кашу по тарелке и устремимся в самое начало этих драматических и удивительных событий. Предварю их сначала, правда, небольшим вступлением. Какое же Рождество без предварительных ласк, то бишь, наряжания ёлки? Так давайте, и мы приготовимся к рассказу должным образом.
Я закрыл свой больничный лист печатью стационара, закрепившей подпись Васильича своей водянистой сущностью и появился на работе в начале декабря. Первый, кого мне довелось увидеть ранним зимним утром в коридоре аэровокзала, был Слава Михайлов. Словно сама судьба благоволила мне.
Славик курил на лестнице и всем своим видом выражал личное отношение к нынешнему морозному утру и жиденьким редким строкам наряда на лётные работы для вертолётного парка Печорского авиапредприятия. Уж, он-то знавал времена, когда "портянка" суточного наряда свешивалась до самого пола, и умудрённые опытом командиры вынуждены были приседать, чтобы рассмотреть свою фамилию. Про молодые экипажи речи не было. Они, вообще, в табели о рангах проходили последними, и, следовательно, вынуждены были искать личные инициалы в самом конце "бороды" склеенных в одну ленту бланков.
Сейчас не то. Стоят в наряде три-четыре экипажа - это уже за счастье. Непонятно Славке, как могла такая могучая держава профукать вертолётную авиацию. Лучшую в мире, между прочим. В какие края планеты не кинься - везде наши вертолётчики наследили, и память добрую о себе оставили. Взять, хотя бы один Печорский авиаотряд.
Наших лётчиков знают в Ираке, Иране, Анголе, Эфиопии, Никарагуа, Кампучии, Вьетнаме, Монголии, Китае... Да, мало ли, где ещё! Так думает Славка, лениво стряхивая пепел в импровизированную пепельницу из банки от "Клинского" пива, пока я поднимаюсь по лестнице.
Вот я уже на площадке, и мы чинно здороваемся за руку. "Ну, что, как твоя нога?" - спрашивает Михайлов, не подозревая о том, что мне только и нужно найти повод для разговора о его, Славки, лечении. Наконец, утренняя сигарета выкурена, обусловленные этикетом знаки внимания предъявлены. Теперь можно и побеседовать обстоятельно. На этот разговор вызвать Славика не составляет особого труда. Он сам всегда готов поделиться с миром своим удивительным опытом. И вот теперь мне открываются те самые нюансы и переливы, которые мы с таким наслаждением и любопытством получаем лишь в личном и взаимно доверительном общении. Итак, отныне, так называемая, история болезни бывалого лётчика готова распахнуть свои страницы перед вами. Вы готовы? Начинаю.
Как и всякая Рождественская быль, история эта началась тоже неважно, как того требуют неписанные законы жанра. А, проще говоря, из рук вон, плохо. Вертолёт, которым управлял КВС Михайлов, попал в авиационную катастрофу. Не мне вам объяснять, что такое катастрофа. Это означает по классификации ИКАО, что имеются человеческие жертвы. Да, жертва была. Погиб один из пассажиров упавшей "восьмёрки". Случилось всё накануне католического Рождества в районе Харьяги. Это такой опорный узел нефтяников.
Сейчас здесь находится кустовой нефтеперекачивающий пункт, а раньше только и было, что вертолётная площадка с радистом да сторожем и неясной перспективой, что когда-то в будущем Харьяга превратится в большой посёлок. Конец года, как правило, всегда изобилует разного рода происшествиями. У нас в аэропорту так и говорят: "Развязался мешок с неприятностями". В этот период лётчики становятся суеверными и молчаливыми, как младенцы на руках мадонн с полотен итальянских мастеров эпохи раннего Возрождения.
Развязывание "мешка" в ту зиму началось с того, что Михайлову передали по УКВ связи - экипажу необходимо забрать заплутавших во время вьюги топографов. Чтобы не вызывать борт, дежуривший по санзаданию, из Печоры и понапрасну не жечь авиакеросин. Действительно, Славкина "вертушка" находилась значительно ближе к месту событий. Невзирая на то, что в лесотундре поднялась низовая пурга, Михайлов принял решение подсесть с подбором, рискуя попасть в снежный вихрь. Топографов нужно было вывозить срочно, незамедлительно. Они и так пообмораживались изрядно.
При выборе площадки случилось то, чего опасался экипаж. Вертолёт ударился хвостовой балкой о землю и завалился на бок. Собственно, вины экипажа не было. Это впоследствии и прояснилось на суде, хотя государственная комиссия пыталась всю вину списать на лётный состав. Причиной катастрофы послужил целый ряд факторов, в том числе, и технический, как один из основных. Но это стало очевидным только спустя полтора года. А покуда - один погибший, экипаж со сломанными рёбрами, и его командир, у которого повреждён череп.
Славе сорванной плитой аварийного люка снесло часть черепной коробки. Не настолько, правда, большую, для того, чтобы задеть мозг, но прилетевшие спасатели посчитали дни Михайлова сочтёнными у апостола Петра в блокноте неотложных дел. Они заблуждались. Трепанация прошла успешно, и Михайлову вживили титановую пластину на место утраченного куска кости. Да так, что никто сейчас не сможет понять, что у Славы что-то не так с фасадом. Но на этом беды не закончились. Ко всему прочему, оказалось - у КВС Михайлова, в момент удара о землю, выбило позвоночный диск. Он не стал давать лётчику покоя после того, как сознание вернулось к Славе в Питерском институте нейрохирургии, где ему отремонтировали голову. Сразу по возвращению домой Михайлов оказался в стационаре неврологического отделения у того самого заведующего отделением, с которым впоследствии предстояло общаться и мне.
Я об Альберте Васильевиче, а вы о ком подумали?
В ту пору город (и не только наш) облепили доморощенные целители, которым не давала покоя слава доктора Касьяна из Полтавской глубинки. Верно говорят, что здоровье - превыше всего. Это понимаешь тогда в полной мере, когда жареный петушок начинает долбить тебе темечко, как царю Додону из сказки Пушкина. Тут уже поневоле поверишь в магов и чародеев, и прочих народных эскулапов. Сначала, правда, Славик пытался обойтись традиционной медициной. Он исправно принимал лекарства, смело ложился под капельницы, дырявил свой командирский зад разными уколами. Но помогало это не очень. Боль не отступала.
Три недели в больнице не дали желаемых результатов. Травма оказалась слишком серьёзной для залечивания её одними терапевтическими методами. Настроение готово было упасть ниже приёмного покоя (он в подвальчике находится), но Слава и не думал сдаваться. Он даже в трагическом начал находить забавные стороны.
Его, например, развеселила история незадачливого врача, который, следуя веяньям моды, решил самостоятельно изучить методы мануальной терапии. Причём не на своём больном, а на пациенте заведующего отделением.
А было всё так. Врач-невропатолог, скажем, по фамилии К*, был сторонником передовых методов в лечении всякого рода хондрозов, поэтому следил за научной и научно-популярной литературой этого направления. Он настолько проникся идеей мануального излечения всех недугов, связанных с позвоночником, что принялся брать уроки у знакомого массажиста. Дальнейшее углубление знаний, каким же образом извлекать позвонки и ставить их на место, всё не происходило. Но К* прекрасно помнил все движения народного целителя из села Кобеляки, что раскинулось привольно на берегу Украинской реки Ворскла. Доктор видел их (эти движения) в документальном фильме по телевизору в программе "Очевидное-невероятное".
Что ж, пора было браться и подкреплять сухость теоретических знаний цветущим древом практики. Но для этого нужен пациент. Где его взять? Конечно у себя в отделении, где ж ещё. Только вот незадача, тут насильно никому навязывать новые методы нельзя, иначе отберут диплом со свистом без права восстановления. Явно нужен был доброволец. В своей палате доктор К* искать не стал, видимо, посчитав, что добровольцев там попросту быть не может, и пошёл пройтись по палатам, курируемых, заведующим отделением. У него лечащийся народ посмелее должен быть.
Поиск К* осуществлял не в открытую, а, как бы, исподволь, не хотите ли де, уважаемый больной, отведать настоящей народной медицины без отягощающих последствий? Причём вновь испечённый мануальщик уговорами занимался в выходные дни или свои вечерние дежурства. Не дай Бог, заведующий застанет его за этим занятием. Предохранялся, в общем. Лучше уж творить добро, когда начальства нет на месте.
На свою беду нашёл доктор К* добровольца. И на его беду, кстати, тоже. Соседа Славкиного по палате уговорить удалось. Весь процесс соблазнения пациента на глазах Михайлова происходил. Очень ему стало любопытно, чем же само излечение народными методами закончится. И вот в воскресный день, когда К* дежурил по отделению, сеанс показательного мануального чуда состоялся. Доброволец заканчивал лечение в понедельник. Он уже чувствовал себя прекрасно. Процедуры ему помогли, поэтому бывший больной рассчитывал, что немного странный доктор К* никак не сможет ему навредить. Пусть покуражится, если так у него засвербело в одном месте. Может, для развития медицины этот массаж послужит. Войдёт, так сказать, в анналы истории науки.
В общем, добродушный попался испытуемый, ничего не скажешь. Готов был собой пожертвовать ради светлого будущего. Встречаются иногда такие личности не только в среде фанатиков. Итак, воскресенье. Утренние капельницы сделаны. В палате тишина и спокойствия. Но ощущаются какие-то тайные приготовления. Это доброволец себя успокаивает нервным шёпотом, а зрители с достоинством завзятых театралов находятся в предвкушении схватки Давида с Голиафом.
И вот занавес поднят. Посреди палаты стоит койка с лежащим пациентом. Спина его обнажена и слегка подрагивает под взглядами оживлённых зрителей. Над добровольным подопытным больным зловещей тучей нависает доктор К*. Массировал врач достаточно умело. Нужно было отдать ему должное, уроки знакомого не прошли для него даром. Слава мог поручиться за это с полным основанием, поскольку и сам кое-что умел в этой области человеческих мануальных отношений.
Наконец, дело дошло до вправления позвонков. Доктор К*, действуя, скорее, интуитивно, чем, основываясь на опыте, смело пользовал позвоночные диски своими сильными кистями. Он хорошо запомнил, как это в документальном фильме делал народный целитель из Кобеляк. Пациент только похрюкивал под мощными лапами своего неожиданного лекаря. Однако случилась небольшая закавыка. Доктор К* сумел отделить парочку позвонков из общей массы, но вот поставить их обратно на законное место никак не получалось. Он в точности повторял те движения, которые видел на экране телевизора.
Нужно положить ладонь на вправляемый позвонок и ударами кулака по тыльной стороне кисти зафиксировать его (позвонок) в том положении, которое предназначено матушкой-природой. Тем не менее, последнее-то, как раз и не получалось. Скорее всего, у врача не хватало силы. Доктор К* не стал отчаиваться и взялся нетрадиционно применять дополнительный медицинские средства. Если терапия нетрадиционная, так и всё остальное тоже не обязано быть кондовым и консервативным.
Вместо кулака он принялся с настойчивостью дачника, возводящего забор вокруг участка, лупить молотком из толстой медицинской резины прямо по спине пациента. Вы должны помнить - примерно таким молотком вас потчует по коленям и локтевым сгибам невропатолог при прохождении медицинской комиссии.
Доброволец стонал и пытался вырваться из ненавистных лап своего истязателя. Но не тут-то было, доктор К* уже очень плотно подминал своего добровольного пациента коленями в районе таза, сидя на нём, как опытный петух на молодой хохлатке. Врач прекрасно понимал, что необходимо довести процедуру до логического завершения. Но понимали ли это присутствующие в палате? Оказалось, что один понимает точно. Этим человеком был Михайлов. Он встал с койки, переместил своё больное тело к месту проведения мануальных процедур и, ловко отобрав молоток из рук доктора, предложил тому свои услуги. Потный и злой К* вынужден был согласиться.
Славику быстро удалось вернуть позвонки в тесноту домашнего уюта. Руки командира вертолёта, которому посредством ручки "шаг-газа" подчиняется многотонная металлическая громадина, оказались сильнее хватки врача. Эпопея с мануальной терапией закончилась так.
В понедельник на утреннем обходе заведующий отделением объявил бывшему добровольцу, что сегодня его выписывают. Тот улыбнулся и попытался встать. Это действие вызвало на его лице столько неожиданных эмоций, что заведующий не замедлил спросить: "Что такое? В пятницу всё было замечательно. Нога сгибалась и разгибалась полностью, никаких остаточных явлений. За выходные что-то случилось, о чём я не знаю?"
Больному пришлось признаваться в том, что ему делали сеанс мануальной терапии. "Кто посмел? - Взвился заведующий отделением. - Где этот... Менделеев?" Про Менделеева он зря, конечно, сказал. Никаких следов нового химического элемента из группы лантаноидов на больном не оказалось. Но, давайте, простим старого врача - в его состоянии мало ли чего наговорить можно.
Ответ ещё не прозвучал, когда в палату вошёл доктор К*. Он оказался здесь по какой-то казённой надобности, совершенно не связанной со вчерашними событиями. Его появление оказалось кстати. Пронзительный взгляд кандидата на выписку безошибочно указал заведующему отделением, кто виновник воскресной вакханалии. Старый врач готов был закипеть, как электрический чайник, на глазах у всех больных. "Что же ты, ядрён пирамидон, пирогидрат твою через коромысло, делаешь!? - Обратился заведующий к доктору К*. - Тебе, что ли своих больных мало? В мою палату со своими экспериментами припёрся!" Затем он повернул свою большую умную голову в сторону пострадавшего и продолжил: "Захотелось тебе необычных ощущений, так шёл бы в палату этого чудотворца! Мне-то, зачем такую пакость строить?"
Вскоре заведующий слегка поостыл и оставил добровольную жертву мануальной науки еще на неделю долечиваться. Доктор К* буквально через год получил лицензию на частную мануальную практику и уехал из города, где уже поползли слухи о его садистских наклонностях. Зачем дразнить гусей понапрасну? Его первый пациент полностью реабилитировался в смысле здоровья, а Михайлов приобрёл бесценный опыт в лечении остеохондрозов при обстоятельствах, близких к боевым. Этим своим умением, кстати, он позднее пользовался не раз, помогая своим знакомым расстаться с последствиями сидячей работы.
Когда пришла очередь Славика на выписку, то заведующий отделением сказал ему следующее: "С вашей травмой я ничего не смогу сделать. Вам нужно ехать в Сыктывкар. Возможно, без операции не обойтись. Вы, пожалуйста, будьте готовы к тому, что летать вам больше не придётся. Ничего-ничего, и на земле есть масса вполне хороших профессий. А вы, милый мой, достаточно молоды. Вы ещё столько всего успеете..."
Всё лечение в условиях стационара указывало на то, что Славе необходимо ехать в Сыктывкар на операцию. А что такое операция на позвоночнике в то время? Это однозначно - приговор ВЛЭКа "не годен к лётной работе". А так хотелось восстановиться. Кое-как Михайлов ходил на службу в БАИ, где отныне работал штурманом. Однако мысли о возвращении в строй не оставляли его.
А тут ещё надежду подарил финалгон. В то время это была довольно редкая мазь. В СССР её не производили. Но хорошо, когда о тебе помнят товарищи. Славе привезли три тюбика замечательно волшебного немецкого бальзама, родом из Бохума, лётчики, которые работали в зарубежной командировке в Ираке.
При втирании финалгона в позвоночник ощущалось жуткое жжение, но затем эта боль уходила довольно надолго, унося с собой и боль в позвоночнике. Можно было ходить совершенно без напряжения, не подволакивая ногу. Казалось, вот теперь всё станет на свои места. ВЛЭК останется ни с чем, разрешив отставному командиру МИ-8 вернуться в левое кресло "вертушки", место командира воздушного судна. Прекратятся бессонные ночи от мерзкого тянущего ощущения в пояснице и ноге.
Но действие никотиновой кислоты, входящей в состав финалгона, на самом деле только привносило обезболивающий эффект, не меняя ничего, по сути, в сложной конструкции позвоночника. Опять разочарование. Вот тут-то Слава и подался к народным целителям, наплевав на своё материалистическое марксистско-ленинское самосознание, которое ему так тщательно прививали, начиная с детского сада, школы и лётного училища, заканчивая занудными речами замполита лётного отряда.
Здесь Михайлову, нужно отметить, повезло. Первый же костоправ отвратил его от подобных опытов с разного рода аферистами, представляющимися светилами медицины. Итак, в один прекрасный день Славик пришёл на приём к некому целителю из Молдавии, который арендовал помещение в одном из общественных зданий города.
Маг и чародей встретил Михайлова на пороге приветливым цыганским оскалом, не преминул продемонстрировать свои могучие руки и спросил: "Давно остеохондрозом мучаетесь?" Михайлов рассказал историю о своей аварии и лёг на кушетку. Целитель начал гонять воздух пассами, методично бубня себе под нос не то какую-то молитву, не то заклинание от древней Тибетской медицины. Слава с любопытством наблюдал за чародеем. Тому стало, вроде как, не по себе от пронзительного взгляда лётчика и он попросил: "Вы закройте глаза и расслабьтесь. Сейчас я вам свою энергию начну передавать".
Михайлов прикрыл веки и принялся размышлять о малой изученности целебных биологических полей современной наукой. Но эта отстранённость не помешала ему ощутить, как целитель склонился над его спиной и таинственным шёпотом спросил: "Вы чувствуете, как тепло разливается по вашему телу? Это я соединяю вас с Космосом через свою ауру! Ваши чакры раскрылись навстречу Вечности. И вот уже боль уходит за пределы нашей Галактики".
И, действительно, Славик почувствовал теплоту и сильное жжение в районе копчика. Болевые спазмы начали пропадать. Целитель же, продолжая бубнить заклинание, еле касался руками его спины. Буквально через несколько секунд жжение прекратилось, и тепло разлилось по поверхности тела. Но что это? Запах-то какой-то уж очень знакомый. Да и ощущения тоже. Михайлов открыл глаза и спросил прямо, как спрашивает коммунист коммуниста за плохо выполненное партийное поручение: "Это что, финалгон?"
Лицо у мага вытянулось и заблудилось в складках чёрного с блёстками халата. Оно перекосилось до неузнаваемости, но любой внимательный наблюдатель легко бы смог разглядеть в этом искажении знак вопроса с элементами неконтролируемой паники. Остаток Тибетской молитвы высовывался из бородатого рта магистра мануальной терапии, будто недожёваный бутерброд. А, может, это был просто язык? Молчание затягивалось, и Михайлов снова спросил: "Вы, что тут, меня финалгоном намазали?"
Целитель дёрнулся, засучил руками и, проверив, что дверь закрыта плотно, ответил вопросом на вопрос: "А откуда вы знаете про финалгон?" Славик поднялся с кушетки и усмехнулся: "Да, у меня самого этой мази, как у дурака махорки. Ещё пара тюбиков в холодильнике лежит". Врачеватель начал умолять Михайлова не разглашать тайну астрального лечения и совать обратно деньги за сеанс афёротерапии. Славик согласился, но только с условием, что магический субъект сей же час покинет Печору и не станет больше морочить людям голову.
Чародей немедленно согласился. При этом он без устали уверял Михайлова, что его сеансы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО полезны, хотя бы уже в психологическом смысле. Если люди верят в его волшебную силу, то зачем же им мешать? Про стоимость своего, так называемого, лечения целитель стыдливо умолчал. Люди же сами платят. Никто их не неволит. Слава одевался, не слушая лекаря, и соображал, что ему предпринять дальше. Чародей, осознав шестым чувством, присущим всем жуликам, что пациент не станет его преследовать в случае, если он сдержит своё обещание и уедет незамедлительно, решил хоть как-то заработать на клиенте. Он принялся умолять Михайлова продать ему тюбик финалгона за любые разумные деньги, поскольку у него самого волшебная мазь заканчивалась. Я не стану приводить здесь, что ответил аферисту Слава. Это же всё-таки Рождественская история, а не какая-то "чернуха". А финалгон ещё сыграет свою роль рояля в кустах в дальнейшем повествовании. Таким образом, врачеватель, собрав свои манатки, умчался на вокзал, ничего не объясняя недоумевающей очереди, а Михайлов поплёлся домой под парами никотиновой кислоты.